два письма «одного французского лётчика»

«
Касабланка, 3 января (1927)

Ещё только час ночи. Я вылетаю через пять часов, но мне не спится. Всё-таки, я благоразумно лёг в постель.
Мне, пожалуй, доставит удовольствие вам написать. В этот час вы, наверное, уже спите, и я могу поболтать с вами обо всём, что взбредёт в голову.

На дворе ненастье. И моё окно то и дело хлопает в странном ритме. Это позывные радио или духов. Пробую их расшифровать, но безуспешно. Мне всё-таки хотелось бы многое узнать.
Редкие гудки такси в тишине спящего города звучат зловеще. Не люблю, когда с улицы доносится звук шагов. Каждый шорох вызывает тревогу, а ведь я мог быть таким счастливым.

У меня прекрасная комната. Жаль, что я поставил на стол ботинки. Это портит пейзаж.

Ринетт, ночью я сам не свой. Когда я лежу с открытыми глазами, мне иногда становится немного жутко. Нехорошо, что на утро предсказали туман. Я не хочу свернуть себе завтра шею. Для мира это потеря небольшая, но я-то потеряю всё. Подумать только, как много у меня в Аликанте и друзей, и воспоминаний, и солнца. И ещё у меня есть арабский ковёр, который я сегодня купил: он обременяет меня душой собственника, меня – такого лёгкого, такого нищего.

Ринетт, у одного моего товарища обожжены руки. Я не хочу, чтобы мои руки были обожжены. Я смотрю на них и люблю их. Они умеют писать, шнуровать ботинки, импровизировать оперные арии, которых вы не любите, но меня они трогают — для этого понадобилось двадцать лет упражнений. А иногда эти руки завладевают лицами. Одним лицом. Подумайте!

Ринетт, сегодня вечером я пуглив, как заяц, мне очень не нравится вся эта дакарская история. И все здешние разговоры: «Там всё бурлит. Попавших в аварию пилотов мавры будут убивать». Мавры будут убивать… Неприятно, когда ночью назойливо звучат в ушах эти слова. Ночью всё кажется мне таким хрупким. И то, что связывает меня со всеми, кого я люблю. Кто мирно спит. Ночью, бодрствуя в постели, я зорче сиделки. Я сторожу их. Но я такой ненадёжный сторож моим сокровищам.
Мне немного не по себе. Днём всё просто. Я люблю полёт и риск. Люблю днём, но не ночью.
Ночью я размякаю, и мне жалко самого себя.

Мне ещё нужно рассказать вам одну грустную историю. У меня был чудесный друг, три месяца тому назад он умер в Танжере. И вот я проделал странное паломничество в Танжер. Я разыскивал его. Где мне было его искать? Я подумал о милашках из кабаре. Он был очарователен: они должны были здорово его любить.

Ринетт, они не уберегли его. Они оказались изменщицами, они растеряли все драгоценные памятки. И всё-таки искать надо было у них, это был самый верный путь, потому что человек отдаёт себя первому встречному. Семья его состояла сплошь из одних болванов. Женщины же не знают цены тому, что им иной раз дают. И всё его обаяние, весь его ум они разбазарили, даже не подивившись этому чуду.

Ринетт, дружок, я ничего не понимаю в жизни.
Ну, пора с вами расстаться. Меня бесит эта пара ботинок на столе; я тушу свет.

Антуан.
»


«Я и сейчас хорошенько не знаю, зачем пишу. Мне так нужен друг, которому я мог бы рассказывать о всех мелочах жизни. С которым мог бы поделиться. Сам не знаю, почему я выбрал вас. Вы такая чужая. Мои слова отскакивают от бумаги. Я уже не могу представить себе опущенные над моим письмом глаза, которые читали бы его и радовались моему солнцу, моим лакомствам, моим мечтам. Я пишу это письмо тихо-тихо, чтобы разбудить, не слишком веря, что мне это удастся. Может быть, я пишу самому себе. . .»

и под этим отрывком — уже не хочется ставить ни года, ни даты...
но только — имя автора этих простых слов — Антуан де Сент-Экзюпери

спасибо тебе, Лётчик.
что помогал когда-то и мне — жить и не теряться на нашей с тобой Планете Людей...